А я к берегу задумчиво потопал, и будь я человеком… ну, впрочем, человек и по дну бы не бродил.

Топаю я себе, значит, по дну, основное место сношательств огибая. И тут выносит меня, уже почти у берега, в сторонке, на парочку.

— Пардон, мадам, — пробулькал я, сайгача на берег и хоть проржался в кустах.

Ну в общем какой-то парень по шею в воде стоит. А такая, дородная, пышная рыбодевка, на соответствующее мето насаживается, выменем таким, размера этак восьмого в воде колыхаясь. Причём она — вся под водой, раскрасневшаяся такая. И не прекращает насаживаться, на меня вызверившись гневно, мол — не мешайся или помогай. Не могу, гыг!

Но проржался быстро, собрался, дотопал до вышки. Ещё часок Ленка изредка постреливала, потом мордашку в испарине свешивает:

— Кащей, прости, устала совсем. Мне четверть часика вздремнуть надо… — зевая, выдаёт она.

Сопротивление и вообще трата небывальщины, дошло до меня. Сам не сталкивался, но маги, магию слишком сильно потратившие, засыпали. Где-то, может, медитировали там, или ещё чем страдали, но у нас дрыхли, факт.

— Спи, Ленка. Пригляжу, — улыбнулся я. — Ты сегодня молодец.

— Угу, спасибо, Кащей, — буркнула с верхотуры копошащаяся зелёнка.

Я через минуту заглянул — свернулась калачиком, сопит в две дырки. Милота, отметил я, подоткнул курточку и встал этим, дозором.

Впрочем, время уже было скорее раннее, чем позднее. Народ явно… натрахался, ритуал как бы был, но без бурлений. Ну и парочки, даже на бережку, в основном просто в обнимку лежали — кто-то даже спал. А ритуал, кстати, всё равно от внешнего неудобья защищал, отметил я.

Ну и пара часов где-то осталось, а то и меньше. Почувствую, если что. И встал я, вчувствуясь, на всякий.

И вот, через час — чую нечистика, на периферии чувствительности. Около рощи, причём странного…

Ну, в общем, почесал я туда. И для начала, увидев «тело», выматерился. А потом грязно выругался.

Вот есть, точнее была такая вещь. Баба надувная. Сам не пользовал, но на фотки натыкался. И, блин, поражался стойкости тех, кто эту жуть пользует: раздутая, в складках, ну понятно, в общем. С человеком такое «сокровище» пьяным и во сне не перепутаешь, а в это чудище пиписькой тыкаться — стальные нервы и титановая потенция нужна.

Так вот, именно такое «сокровище», ну на вид, тусовалось на опушке рощицы. При этом издавало весьма похабные и довольно достоверные стоны и ковыляло в рощицу, беспалой раздутой рукой меня за собой маня.

С трудом справившись с желанием с визгом от жути убежать, я вчувствовался. И решительно зашагал за «привлекательной дамой».

Потому что странным в ощущении было то, что это не нечисть. А метазверь высокой эфиризации, что я издали и нечисть отслеживая, и не разобрал. А вчувствуясь в тварь, я понял, кто это.

Судя по паутине небывальщины и жизни в ветвях — тот самый «паутинник», за которого меня истеричный караванный стрелок принял. Ну и надо тварь прибить. А то, хмыкнул я про себя, поведётся кто-то на приманку.

Вошёл я в рощу, на меня такие… ну щупальца, но реально, не намного прочнее металла полетели.

— Здрасти, — поздоровался я, встречая паутинника своими тросами.

Тварь замерла, но вдруг зашевелилась, этак елозя. Ну и хрен с ней, не стал я тратить времени, разрывая клекотавшего метазверя в клочья тросами.

А, развернувшись, я на опушке встал столбом.

— Да не может быть! Это… звиздец, гыг, — заржал я, аж на ногах не удержался, когда до меня дошло. — Как же хорошо, что Ленка спит! Она же мне, гыг, проходу не дала, гыгы! И надеюсь, никто этого не видел, — аж огляделся я.

Но, вроде пронесло. Просто… ну я всё понимаю, но свидетеля, как паутинник склоняет Кащея к потрахаться на исходе купальной ночи… Ну убивать, гыг, я бы не стал. Но по башке бы точно постучал, это прекрасное зрелище выбивая.

Дохихикал, лениво прикидывая — а тварь вообще — мальчик или девочка? Да и она на тросы «повелась» или её ритуалом, гыг, задело?

Но забил, поднялся, и потопал к вышке. Смех смехом, но заказ никто не отменял. И то, что какой-то нечистик отымеет девку размякшую — легче не сделает. Парни-то уже точно никакие.

Но нечистиков не было, а ритуал сворачивался, пока не «выплюнул» поляну из полунебывальщины.

— Благодарствую, Бессмертный, — поклонился вымахавший аж до метра луговик. — И Елене свет Константиновне мой поклон земной.

— Не за что, — отмахнулся я. — Ты это, чтоб всё росло, — выдал я ценное указание.

— Будет, Кащей, — заверил нечистик, пропадая.

А вокруг раздавались повизгивания, и копошения: ритуал переставал действовать, а холодно. С бережка, где парочки частично в воде нежились, народ с откровенным визгом убегал. Ну и ржали, не без этого.

Ладно, дело сделано. И поржал от души, ухмыльнулся я. И Ленка вправду молодец.

— Кащей?

— Тихххо, — бешенно зашипел я на подошедшую даму лет за пятьдеся.

— Эээ… хорошо, — уже почти шёпотом продолжила она. — Проверим, но вроде всё в порядке. Вам провиант…

— Сам приду, поговорю, — прошипел я.

— Хорошо, — кивнула она и утопала.

Магичка, довольно сильная, мимоходом отметил я, аккуратно влез на вышку, прихватил добро и посапывающую зелёнку на руки. И потихоньку потопал к Траку.

Но, всё-таки, разбудил. Или сама проснулась.

— Кащей, — улыбнулась мне Ленка и погладила меня по щеке.

— Угу.

— А мы… — завращала она головой.

— Донесу, — отрезал я, в очередной раз пытаясь хоть что-то понять.

— Я сама…

— Донесу.

— Хорошо, — улыбнулась Ленка и откинулась на предплечье, с улыбкой на меня смотря. — Всё хоршо с заказом?

— Да, справились. И ты лучше всех.

— Угу, — довольно выдала девчонка.

А я в очередной раз фигел. Так, меня всё это… ну блин, достало несколько. Не в плане спермотоксикоза, а чисто эмоционально, блин!

Вот придём, отдохнём, и надо поговорить. Она… ну я не знаю, либо я совсем тупой, либо меня прямо к близости зовёт. В общем, надо разобраться.

Пришли, Ленка приготовила завтрак из чего было. Быстренько своё склевала и с улыбкой на меня смотрит, как я жру. И по руке акуратно меня гладить начинает.

Я её за ладошку беру, губы бантиком…

Отскочила. Дышит тяжело, красная.

— Я к себе, Кащей…

И ускакала в комнатушку.

— Звиздец какой-то, — вполголоса констатировал я. — Либо меня глючит, и я совсем крышей поехал? — спросил я у крыши Трака.

Крыша на это промолчала.

— Или она? Так вроде нет. И чего она-то хочет, блин? Так, ладно, в топку, — сам себе решил я. — Игнорируем всё это уси-пуси, блин. И не хрен меня всяким зелёнкам лапать, раз себя лапать не дают, — логично заключил я.

И тут из комнаты Ленки… стоны. Жалобные, блин!

Ну разбираться я не стал, а реально испугался. Вот я считаю что у неё всё с крышей сносно. А если нет? И она там самоубивается или ещё беда какая?

В общем, с низкого старта рванул, распахнул дверь, и…

Мдя, в общем. Лежит зелёнка, футболку задрав, штанишки сняв и как бы это… самоудоволетворяется специальным прибором, мдя.

Я дёрнулся ко входу, но Ленка, покраснев просто до черноты, на меня глазищами уставилась. А я на неё. А она свой прибор откинула. И не прикрывается и…

— Кащей, ты или туда, или сюда. Не стой в дверях, — облизнув губы и…со страхом, желанием, и чёрт знает как, смотрит на меня.

— Сюда, — вошёл я, прикрывая за собой дверь.

6. Зелёный месяц

Вот честно скажу, невзирая ни на что, заходил я в ленкину комнату с ожиданиями не только эротического толка. А, с учётом предыдущего, даже несмотря ни на что, подозревал: что посмеётся, впадёт в истерику, а то и вообще выдаст что-то ужасное, типа: «Кащей, нам надо серьёзно поговорить!»

Но, к счастью вышло всё очень даже замечательно. И то что она мелкая — не мешало, плотная и гибкая. Да и я — тросы.

Я через несколько часов даже беспокоиться за девчонку стал — ну… я это я, а она зелёнка. Но зелёнка была бодра, весела и поражала меня энергичностью.